изъ этой повѣсти, въ которыхъ ясно обозначается душа Рускаго художника.
«Еще же (говоритъ онъ о Ходкевичѣ) и сіе недовольно ему бѣ, еже тако устроитъ насъ; но и весъ немалу дарова ми на упокоеніе мое, намъ же работающимъ по волѣ Господа нашего Ісуса Христа и Слово Его по вселеннѣй разсѣвающе, — егда же пріити ему въ глубоку старость и начастѣ главѣ его болѣзнію одержимѣ бывати, повелѣ намъ работанія сего престати, и художество рукъ нашихъ ни во что же положити, и въ веси земледѣланіемъ житія міра сего препровождати. Еже неудобно ми бѣ раломъ ниже сѣменъ сѣяніемъ время живота своего съкращати, но имамъ убо въ мѣсто рала художество наручныхъ дѣлъ; вмѣсто же съсуды житныхъ сѣменъ духовная сѣмена по вселеннѣй разсѣвати, и всѣмъ по чину раздавати духовную сію пищу. Наипаче же убояхся истязанія Владыки моего Христа, непрестанно въпіюща къ мнѣ: лукавый рабе и лѣниве почто не вда сребра моего торжникомъ, и азъ пришедъ взялъ быхъ свое съ лихвою! И когда убо на уединеніи въ себе прохождахъ, множицею слезами моими постелю мою омочахъ, вся сія размышляя въ сердцы своемъ, да быхъ не съкрылъ въ земли таланта отъ Бога дарованнаго ми, и тужащу ми духомъ, сія глаголахъ: еда въ вѣки отринетъ Господь и не приложитъ благоволити паки, или до конца милость свою отсѣчетъ, по притчи смоковничнаго неплодствія, яко всуе землю упражняющу. И сего ради понудихся ити оттуду. И въ путь шествующу ми многи скорби и бѣды обрѣтоша мя, не точію долготы ради путнаго шествія, но и презѣльному повѣтрію дышущу и путь шествія моего стѣсняющу; и просто рещи: вся злая и злыхъ злѣе. И тако промысломъ Божія человѣколюбія до богоспасаемаго града нарицаемаго Львова пріидохъ, и вся яже на пути случающаямися ни во чтоже вмѣняхъ, да Христа моего пріобрящу. Вся, яже здѣ, сну подобна и сѣни, преходятъ бо; яко же бо дымъ на воздусѣ благая и злая, расходятся.»
Въ то время какъ во Львовѣ трудился друкаръ Москвитинъ, на Волыни жилъ другой достопамятный Великороссіянинъ, Князь Андрей Михайловичь Курбскій, бѣжавшій отъ гнѣва Іоанна Грознаго. Ставъ гражданиномъ Западной Руси, герой Казани неохотно брался уже за свой мечь, долженствовавшій иногда воевать противъ своихъ, въ продолжавшейся борьбѣ двухъ половинъ Рускаго міра.
