ями о самомъ себѣ, выработавшнянся его жизнію и выражающамися въ его быту, въ его обычаяхъ, въ его изустной словесности. Какой же снисходительности можетъ ожидать отъ подобной критики псевдо-поэтъ, изврающающій въ своихъ произведеніяхь быть народный и противорѣчащій обычаямь народнымь, расторгающій связь, которая существуетъ и должна существовать между печатнымъ нашихъ словомъ и словонь народнымъ изустнымъ? Снисходительность въ этомъ случаѣ будетъ лукавствомъ передъ своей грамадою, у которой критикъ служить довладчикомъ. Какъ фальшивый историкъ, такъ и фальшивый жрець беллетристики должны быть изобличены во имя общей пользы, во имя успѣховъ самонознанія, во имя стремленья къ лучшей будущности народа. Иначе — всё будуть у насъ игрушки да игрушки, и никогда не выйдеть наше общество изъ того легкомысленаго дѣтскаго возраста, въ какомъ оно было во времена Котляревскаго. Задачею нашей украинской литературы должно быть строгое соответствіе ея созданій духу народному и его серьёзному, жизненному, а не какому-то псевдо-народному, прихотливому, взгляду на вещи. Задачею нашей украинской критики должна быть строгая поверка литературныхъ созданій эстетическимъ чувствомъ и воспитаннымъ въ изученіи своей народности умомъ. Лишь только мы уклолимся отъ этой задачи, лишь только пренебрежемъ въ своей критикѣ общія основанія эстетики, приложешной къ новѣйшему народонаученію, — мы сдѣлаемся обманщиками собственнаго народа и самозванными его дѣятелями; литература наша возсядетъ опять на подражательномъ парнасѣ, какъ во времена псевдо-украинскихъ виршъ кіевскихъ академистовъ (только ужъ въ новой, парижской или петербургской одеждѣ), и народъ нашъ по-прежнему начнетъ искать отъ насъ убѣжища въ своей безграмотности, которая спасла его отъ духовныхъ академій и семинарій.
Прибавлю еще нѣсколько словъ къ общимъ моимъ замѣчаніямъ. Такъ какъ я упоминулъ о серьёзныхъ требованиях нашего народнаго духа, то читатель, невникнувшій хорошенько въ мои слова, можетъ сказать мнѣ, что я этимъ самымъ исключаю изъ украинской литературы легкую идилію, элегію, шутку, и что я представляю себѣ народъ нашъ суровымъ мудрецомъ, который ищетъ въ жизни одной положительно опредѣленной пользы. Отвѣчаю заблаговременно, что серьёзное въ созданіяхъ фантазіи не одно только то, что разумѣется подъ этимъ словомъ въ философсомъ трактатѣ, или въ обычномъ ходѣ житейскихъ дѣлъ. Лишь только мы признали за своимъ народомъ имя поэта, то должны предполагать въ немъ полное разнообразіе способности принимать впечатлѣнія отъ внѣш-
