Міхайлов: Потише Исаак Соломонович, не волнуйтесь! Здесь Галиция, не Россия…
Фінстербуш: Эх, проклятыя галицийскія разпоряжения! „Цяцькайся” с ними, „бо цэ бидны Халычане”. А тут буржуй на буржуе едет и буржуем поганает!… Пол деревни куркулов и кулаков!… И на обед так долго ждать приходится. Я бы это все… „под стенку!”… „Свободен!”… „Двух провожатых”… и шабаш!!! А тогда в поповския кладовыя, провизию по повозкам и в путь-дорогу! А спросят: что, как? Ничево, моя, контрреволюціонеры… надо было пришибыть.
Ільченко: Хтож „ревком”, хто „предревком”?
Міхайлов: „Предревком” какой-то Егор Джыгун, бывший гминный полицейский и школьный сторож, а прочие члены… не помню. Должно-быть какие то рабочие из помещицкой економии. Вот уж идут сюда. Семен Иванович, прочтите им, пожалуйста, приказ, ибо я затрудняюсь в чтении этой хахлаччины.
Ільченко: (Бере в руки папір, переглядає його).
(Спів чути чимраз близче. Співають тепер: „Ми Гайдамаки”. В дверях чотирох місцевих селян несуть на руках Юрка Джиґуна, за ними глотяться селяне й красноармейці. Юрка ставлять посеред кімнати. З дверей від других кімнат вбігають парох, сотрудник і Голодюк).
Парох: Що тут таке, нетим, нетим, га, що, як?
Ільченко: Вибрали „ревкома” й привели сюди.
Парох: А це що таке, нетим, нетим?
Сотрудник: Яж вже казав отцю совітникові: Така революційна громадська рада й такий війт.
Парох: А хтож вийшов війтом?
Міхайлов: Честь имею отрекомендоваться: казначей обоза Михайлов. Вот этот товарищ „предревком”, Юрий Джыгун!
