кого. Але предся фортель лядскій а лацини превротность[1] найшла дѣру, которою бы мѣла в̾лѣзти в тотъ урядъ гетманства и опановати, — и далъ такую рацію полковникамъ и всему войску на той радѣ зостаючихъ, яко бы покору свою показуючи Выговскій козакомъ: проситъ о позволен̾е усего войска — якъ оному на листахъ свой титулъ писати при тихъ клейнотахъ? поневажъ Хмелницкій в дому зоставати будетъ, то оного трудно на листахъ и унѣверсалахъ, выданныхъ з войска, подписовати, — и при томъ писмѣ якъ ся подъписовати при печати войсковой? Аже[2] юже оного совѣтники вынайшли тотъ способъ: дали такую рацію народу посполитому, жебы позволили[3] оному писатися тымъ способомъ: „Іванъ Выговскій, на тотъ часъ гетманъ войска запорожского“, а чернь, яко простые люде, позволилися оному такъ писати. И такъ тая рада скончалася, а Выговскій почалъ промышляти о козакахъ: першая[4], жебы тыхъ, которихъ былъ[5] розумѣлъ незичливыхъ собѣ, вытратити; другая[6], жебы оторватися от царского величества, учинити з̾году з королемъ полскимъ; бо того ж часу при похоронѣ Хмелницкого старого былъ посломъ Биневскій, еще в тотъ часъ уряду на собѣ не маючи, которого за малою рѣчю козаки не убили, и заразъ тому Бѣневскому усю зичливость свою открилъ Выговскій: и якимъ способомъ мѣетъ оторватися от царского величества, а знову згоду брати з королемъ полскимъ, и чого жадаетъ от короля и Речи Посполитой. Не много тая постанова Выговского з Хмелницкимъ тривала: запомнѣлъ того скоро Выгов-
