конія наша, — такъ великое будованя церквей божіихъ чотирохъ, стоячихъ у самомъ городѣ, зо всею оздобою ихъ, которая на усю Украину славна была в маліованню образовъ, в иннихъ достаткахъ, так теж великостію звоновъ, — зовсѣмъ погорѣло, яко тежъ и в будинкахъ дворовъ зо всѣми немалъ маетностями такъ срокго вигорѣло усе мѣсто, же жадная не тилко хата не зостала, але а нѣ башта, наветъ и саміе вали погорѣли, нѣчого не зоставивши, а и за мѣстомъ на килко сотъ подимя[1] погорѣло. Такъ страшній пожаръ билъ за скараннямъ бозскимъ! Бо в томъ мѣстѣ всчалася ненависть першая: полковникъ противъ гетмана, священники межи собою, осмъ на двохъ немалъ цалій рокъ турбовались; межи козаками и посполитими свари, позви, а знову зась корчми, шинки немалъ в каждомъ дворѣ, а при шинкахъ безецности[2] и частіе забойства, а за вшетечность жадной карности не чинено, але тое в жарти оборочано, любо якая явная курва, пиятики без удержання, набоженства оспалость; бо духовнихъ нѣ за що не мѣли, хлюбячися[3] оздобою церквей божіихъ, отказаючи, же „намъ не трудно о поповъ[4] и священниковъ“; любо напоминали, не слухали, але от таковихъ,[5] которіе ихъ за зброднѣ до покути приводили, з гнѣвомъ отходили и по своихъ воляхъ собѣ духовнихъ шукали, не жалуючи за грѣхи. Итакъ Господь Богъ, не терпячи тихъ злостей, отнялъ тую оздобу того мѣста, то есть церкви божіей, в которихъ щоденная служба божая отправовалася, также и тую фортецію, которая на усѣ сторони славная была, наветъ же
