что всякій другой, казалось, не устоялъ бы на ногахъ. Онъ же никогда не доходилъ до состоянія пьянаго. Въ послѣднее время мы съ нимъ видѣлись не такъ часто, не болѣе одного, или двухъ разъ въ недѣлю, потому что я былъ слишкомъ занятъ чтеніемъ и приготовленіемъ университетскихъ лекцій. Узнавши, что Шевченко болѣетъ, я посѣтилъ его два раза и во второй разъ въ Февралѣ, да нѣсколько дней до его кончины, услышалъ отъ него, что онъ теперь совсѣмъ выздоровѣлъ: при этомъ онъ показывалъ мнѣ купленныя имъ на дняхъ золотые часы, первые, какіе онъ имѣлъ въ своей жизни. Онъ обѣщалъ быть у меня вскорѣ. 25Μго Февраля утромъ ко мнѣ пришелъ не помню кто изъ знакомыхъ съ извѣстіемъ, что Шевченко утромъ внезапно умеръ. Онъ приказалъ служившему у него солдату поставить ему самоваръ и спускался по лѣстницѣ изъ своей спальни, находившейся надъ мастерскою; на послѣдней ступени онъ упалъ головою внизъ; солдатъ бросился къ нему, — Шевченко былъ безъ дыханія. Въ тотъ же вечеръ я прибылъ въ академическую церковь. Тѣло поэта лежало уже во гробѣ; надъ нимъ псаломщикъ читалъ псалтырь.
Его погребеніе происходило на Смоленскоиъ кладбищѣ, во вторникъ па масляницѣ. Надъ гробомъ его въ церкви до выноса на кладбище, говорились надгробныя рѣчи по-малорусски, по-русски и по-польски. Стеченіе публики было очень болышое. Гробъ усопшаго поэта несли студенты. Послѣ погребенія тотчасъ же, земляки Шевченка, жившіе въ столицѣ Малоруссы, учинили совѣтъ о томъ, чтобы ходатайствовать передъ правительствомъ о дозволеніи перевезти прахъ Шевченка въ Малороссію и похоронить надъ Днѣпромъ, на холмѣ, какъ завѣщалъ самъ поэтъ въ одномъ изъ своихъ стихотвореній.
