не щадячи а нѣ жонъ и дѣтей ихъ, маетности рабовали, костели палили, обваліовали[1], ксіонзовъ забияли, дворѣ зась и замки шляхетскіе и двори жидовскіе пустошили, не зоставляючи жадного цѣлого. Редкій в той крѣвѣ[2] на тотъ часъ рукъ своихъ не умочилъ и того грабленія тихъ добръ не чинилъ. И на тотъ часъ туга великая людемъ всякого стану значнимъ била и наругання от посполитихъ людей, а найболше от гултяйства, то есть от броварниковъ, вынниковъ, могилниковъ, будниковъ, наймитовъ, пастуховъ, же любо бы якій человѣкъ значній и не хотѣлъ привязоватися до того козацкого войска, тилко мусѣлъ задля позбитя того насмѣвиска и нестерпимихъ бѣдъ в побояхъ на пояхъ и кормахъ незвичайнихъ, и тіи мусѣли у войско приставати до того козацтва. Где по городахъ по замкахъ шляхту доставано, где колвекъ позачинялися были, то есть: в Нѣжинѣ, Чернѣговѣ, Стародубѣ[3], Гомлю. Все тое подостававши вистинали, бо першей, устрашившися, шляхта жидовъ повидавали з маетностями, а напотомъ и самихъ подоставали и вистинали. И многіе на тотъ часъ з жидовъ, боячися смерти, християнскую вѣру приняли; але зась знову, часъ углядѣвши, до Полщи поутѣкавши, жидами позоставали, ажъ рѣдко которій додержалъ вѣри християнской. И такъ на Украинѣ жадного жида не зостало, а жони шляхецкіе зостали жонами козацкими. Также и напотомъ-той сторонѣ Днѣпра, ажъ по самій Днѣстръ, тое жъ ся стало спустошення замкомъ, костеломъ и дворомъ шляхецкимъ, жидовскимъ, урядомъ мѣскимъ и шляхтѣ, ксіонзомъ, — усюда тое вытрачено, а наиболше жидовъ пропало в Немеровѣ и в Тулчинѣ — незличоная личба.
