— А що, Иване, чы продавъ масло?
— Эге, де тамъ продавъ, колы чуть не втопывся!
— А масло де-жъ ты дивъ?
— Та я иду по льоду, колы винъ тильке: трись, трись, трись! Такъ я и давай трищыны та диркы у льоду замазувать; та ище тильке до середыны ричкы дійшовъ, а масла уже и не хватыло; отъ я и вернувся додому.
— Охъ, дурный же ты, дурный! Де-жъ ты бачывъ, щобъ лидъ масломъ замазувалы? То винъ тильке такъ трищыть, а ты-бъ соби ишовъ та й ишовъ потыхеньку, такъ-бы и перейшовъ на другый бикъ. По тому льоду умниши за тебе ходять та не завалюютьця! Охъ, и бида жъ намъ съ тобою! Пиды-жъ теперъ на базарь, та купы мени десять штукъ горшкивъ. Та не бійся черезъ лидъ иты, винъ хочъ и трищыть, а не завалытьця!
Пишовъ Иванъ на базарь, купывъ горшкивъ тай вертаетьця назадъ. Иде коло одного двора, а тамъ багато стоить надъ дорогою закопаныхъ стовпивъ; мабуть якый-сь чоловикъ горо́дъ городывъ, та дила не кончывъ, — дощокъ не попрыбывавъ. Побачывъ ти стовпы Иванъ та якъ заплаче:
— Бидни, бидни вы хлопци! У васъ и уши померзлы на такому морози и нихто вамъ шапокъ не купыть! Такъ и стоите бидни безъ шапокъ!
Узявъ та й понадивавъ на йихъ горшкы.
