печей для варенія пищи и печенія блиновъ. Печи эти весьма дурно устроены, подлѣ нихъ, денно и нощно горитъ огонь, кипятъ самовары, тѣснота необыкновенная; тутъ пьютъ, ѣдятъ, пляшутъ, курятъ трубки и вапросы. Кто можетъ поручиться, что, при сильномъ вѣтрѣ или бурѣ, не можетъ случиться несчастія? Да напослѣдокъ, самая площадь постоянно, болѣе и болѣе обезображивается видомъ ямъ и рвовъ, а современемъ и проѣздъ на площади будетъ затруднителенъ, тѣмъ болѣе, что во время ярмарки нѣтъ надлежащаго наблюденія, чтобы дороги не были загромождаемы возами и повозками, такъ, что нерѣдко не могутъ свободно проходить пѣшіе. Нельзя не порадоваться при этомъ, что во все время ярмарки, не было слышно ни объ одномъ нарѣканіи на какія-либо притѣсненія полицейскихъ служителей.
— Сообщаемъ довольно интересный случай кражи въ Городнѣ: Поздно ночью, пріѣхалъ въ Городню изъ Нѣжина купецъ Гельфгатъ и прибывъ на постоялый дворъ, сталъ вносить въ комнату вещи изъ повозки; пока внесли подушки, неизвѣстно кѣмъ похищенъ изъ воза чемоданъ одеждою на 300 рублей серебромъ. По объявленію обиженнаго кражею, полиція сдѣлала обыкновенныя розыски, которые однакожъ не имѣли успѣха. Но самъ воръ помогъ заботамъ полиціи: въ одну изъ слѣдующихъ ночей онъ положилъ похищенныя вещи на маломъ базарѣ, возлѣ торговыхъ лавокъ, на столѣ, гдѣ продаютъ квасъ. Вещи въ чемоданѣ оказались въ цѣлости, кромѣ нѣсколькихъ платковъ. Кѣмъ и какъ положенъ чемоданъ — неизвѣстно, потомучто сторожа, находившіеся при лавкахъ, не смотря на лунную ночь, какъ сами объяснили, никого не видѣли. Совѣтуемъ жителямъ серьезнѣе подумать объ устройствѣ ночныхъ карауловъ, назначая сторожей съ лучшимъ зрѣніемъ и бдительностію, потомучто воровство стало часто повторяться. Недавно, въ домѣ городского головы, когда семейство отправилось къ заутрени, въ спальнѣ вынуто стекло изъ окошка и утащенъ салопъ и холстъ, но въ тотъ разъ, воръ оставилъ похищенное у себя.»
«Дуракъ!» закричалъ нѣжный и жалобный голосъ изъ кочъ-кареты, которая покачнулась на плотинѣ.
«Дуякъ! дуякъ! дуякъ!» раздались дѣтскіе голоса.
«Развѣ у тебя глазъ нѣтъ?»
«Язвѣ у тебя гьязъ нѣтъ?… у тебя гьязъ нѣтъ?… гьязъ нѣтъ?»
Кучеръ госпожи Протазановой оставилъ безъ вниманія весь этотъ пискъ и, обернувшись къ барынѣ профилемъ (при чемъ показалъ ей, сквозь стекло, большой горбатый носъ, усы съ просѣдью и половину черной бороды), сказалъ:
«Прикажите, сударшня, заѣхать съ лошадьми къ другой барышнѣ.»
«Это за чѣмъ?»
«Да у Марьи Африкановны даютъ лошадямъ болотное сѣно съ, да и то съ цурупалками.»
Госпожа Протазанова подумала съ минуту и отвѣчала:
«Хорошо!»
И дѣти повторили вслѣдъ за ней:
«Хоiocо! хоiocо! хоiосо!»
Дѣти госпожи Протазановой, по собственному ея отзыву, имѣли натуру ангельскую, и поэтому самому всѣ картавили и шепеляли на буквахъ р, ж, ш, до тринадцатилѣтняго возраста. Сама госпожа Протазанова тоже могла служить какому-нибудь уѣздному Рубенсу натурщицею для полнощекаго херувима, — стоило только уменьшить ея ростъ. Но,
по моему мнѣнію, ангельская натура госпожи Протазановой всего больше выражалась въ любви, которую она питала къ своей Машенькѣ въ то время, когда достовѣрно было извѣстно, что Машеньки не любила ни одна душа въ уѣздѣ. Зато и Машенька, безчувственная и свирѣпая ко всему роду человѣческому, не исключая и родной сестры, на которую она сердилась за какого-то капитана Мурми-
