сивныхъ сребрянныхъ шатахъ, — образами, служившими брачнымъ благословеніемъ еще ея прабабушкѣ и извѣстными, по фамильному преданію, хранительною силою, которая дѣйствовала равно благотворно на семейное счастье брачной четы, по любви ли она сошлась, или по разсчету, рыдала ли невѣста выходя замужъ, или безмолвно трепетала, какъ беззащитная голубка въ сплкѣ. Эти древніе образа, чернѣя изъ-подъ сребра однпми силуэтами, невыражавшими ровно ничего, заняли почетное мѣсто въ домѣ Деркачова и были свидѣтелями его любви къ прекрасной молодой женѣ, которая своимъ присутствіемъ довершила его счастье. Они видѣли, какъ онъ пилъ, по Польскому обычаю, изъ ея башмачка за ея здоровье и какъ потомъ отшибалъ пулею каблуки у этихъ башмачковъ. Они видѣли ее танцующею на балахъ, которыми онъ увеселялъ въ своемъ домѣ весь уѣздъ и едвали не всю губернію. Они видѣли ее потомъ неподвижно и грустно спдящею въ старинномъ Польскомъ крѣслѣ, такъ какъ мужъ выстрѣлилъ однажды ей въ каблукъ не совсѣмъ удачно. Они были свидѣтелями трогательной возни его съ медиками, которые однакожъ не возвратили ей способности танцовать полонезы и мазурки. Они знали, какъ долго страдала она отъ несчастнаго выстрѣла; но они могли бы засвидѣтельствовать, какъ нельзя убѣдительнѣе, что не эти страданія сокрушили ея здоровье и свели ее въ могилу.
Барышни Деркачовы выросли въ совершенной не зависимости отъ матери, которая оставила ихъ еще дѣтьми, на горе гувернанткамъ, перемѣняемымъ чуть ли не по временамъ года. Это были преостроумныя, пренаходчивыя малютки. Пустить по вѣтру какія-нибудь въ самомъ дѣлѣ глупыя вокабулы, изрѣзавъ ихъ въ мелкіе лоскутки, и заговорить разссерженнаго отца до хохоту — было у нихъ дѣломъ обыкновеннымъ. Рано онѣ начали играть роль взрослыхъ дѣвпцъ, но съ такимъ успѣхомъ, что передъ ними должны были посторониться всѣ институтки и нансіонеркн. И вотъ онѣ прямехонько до шли этимъ путемъ до того положенія, въ которомъ знаетъ ихъ мой читатель, а бл; гословеніе, которымъ наградили добрые родители ихъ маменьку, какъ стояло, такъ и стоитъ въ углу, какъ смотрѣло, так и смотритъ изъ него. Сколько пстреблено покойнымъ ихъ отцомъ дорогой посуды! Сколько перекалѣчено фарфоровыхъ куколъ! Уже и пистолетъ, изъ котораго онъ подстрѣлилъ свою жену, давно украденъ какимъ-то лакеемъ и проданъ пѣхотному юнкеру; уже обѣ дочери сдѣлались старѣе того возраста, въ которомъ мать оставила ихъ сиротками; а они только больше прежняго покрылись копотью. И съ тѣмъ же самымъ видомъ смотрятъ они теперь на госпожу Протазанову, которая проходитъ съ своими дѣтками мимо опустѣвшихъ массивныхъ шкаповъ, мимо ободранныхъ или полинялыхъ креселъ, мимо покалѣченныхъ и слѣпленныхъ замазкой статуэтокъ, съ какимъ смотрѣли на раннюю кончину бѣдной Юліи, которой счастье, повидимому, было такъ упрочено ея добрыми и богобоязливыми родителями.
Печальныя воспоминанія! не отъ нихъ ли прячется Марья Африкановна въ узкую, мрачную и сырую комнату? Нѣтъ, Машенька вовсе не такъ чувствительна, какъ, напримѣръ, госпожа Протазанова. Та ни за какія благополучія не осталась бы одна въ этомъ пасмурномъ домѣ даже и днемъ. Ей бы представлялось, что она, проходя черезъ комнату, вдругъ увидитъ покойную жену покойнаго Деркачова, неподвижно сидящую въ креслѣ. Ей бы чудились безпрестанно шаги Африкана Карповича, который, какъ она знала, умеръ не «своею смертью», такъ какъ одинъ изъ карточныхъ друзей пустилъ ему бутылку въ голову и надкололъ черепъ. Напротивъ, Марья Африкановна опасалась только живыхъ, но вовсе не мертвыхъ людей. Изъ опасенія живыхъ людей, вдѣлала она желѣзную решотку въ окно своей спальни и-снабдила дверь этой комнаты надежными задвижками. Днемъ она не боялась никого и, какъ читатель видѣлъ, ея покои не были стрегомы никакими караулами; но ночью ей часто приходило въ голову, что ее могутъ задушить посреди сундуковъ и сундучковъ, на которыхъ она громоздила въ своей спальнѣ, и даже вовсе не изъ желанія узнать, чтó въ нихъ хранится. Чтó касается до горестныхъ воспоминаній объ отцѣ и матери, то у ней довольно горестныхъ фактовъ и изъ собственной
жизни. Отъ нихъ ей некуда спрятаться. Они остаются вѣчно при ней не только въ этой узкой комнатѣ, похожей на монастырскую келью, но и въ мно-
